О принуждении или почему она не сопротивлялась

[Yin]

Оригинал взят у void_hours в О принуждении или почему она не сопротивлялась


Одним из бесчисленного количества мифов, окружающих проблему сексуального насилия, является убеждение, что при изнасиловании женщина непременно оказывает ожесточенное сопротивление – иначе какое же это изнасилование, верно? И это так далеко от реальности – так, согласно исследованиям, физическое сопротивление оказывают только 20-25% жертв (Ullman SE. A 10-Year Update of «Review and Critique of Empirical Studies of Rape Avoidance». Criminal Justice and Behavior. 2007;34:411-429).
В этой статье уже освещалась одна из причин, по которой жертвы очень часто не сопротивляются насилию. Приведенный ниже текст рассматривает другой аспект этой проблемы.

Перевод поста из другого блога, оригинал находится здесь. Автор: Харриет Джейкобс.
Огромная благодарность frau_zapka за редакторскую правку.

Недавно Savage Love давал советы девушке, которая была изнасилована своим бывшим бойфрендом. Ее нынешний бойфренд продемонстрировал, что недостоин называться человеком, посчитав, что при изнасиловании не было такого уж несогласия, и/или оно было не настолько «насильственным» чтобы его нельзя было считать изменой.

Девушка пришла на вечеринку, где также присутствовал ее бывший. Когда она уходила, он проводил ее до машины, прижал ее к ней и начал целовать, одновременно пытаясь стянуть с нее штаны. Она неоднократно говорила «нет», отталкивала его, натягивала штаны обратно, но он игнорировал все ее протесты и продолжал до тех пор, пока она не решила просто дать ему покончить с этим, чтобы он наконец оставил ее в покое.

Обстоятельства совершенно ясно указывают на то, что это было изнасилование, хотя, как с неумолимой и безжалостной точностью объясняет Dan Savage, ей пришлось бы очень сильно постараться, чтобы закон признал это изнасилованием. Несмотря на то, что случившееся попадает под определение изнасилования — за все время она ни разу не дала согласия и неоднократно указывала на свое несогласие — отсутствие применения очевидной грубой силы и насилия, а также ее последующий отказ от сопротивления, скорее всего, на суде были бы сочтены согласием.

Мое изнасилование произошло при очень похожих обстоятельствах. Я сообщила своему теперь уже бывшему мужу, что хочу развода. Я также сказала ему, что мы можем заняться сексом, потому что понимала, что если я не соглашусь, он меня попросту изнасилует. Он долго настаивал на анальном сексе, но я упорно отказывалась. Мы попрепирались какое-то время, я стояла на своем. В конце концов он отступился, мы занялись сексом «по согласию», и тут он переключился на анал. И я не пыталась отбиться и не продолжала говорить «нет». Я только хотела, чтобы это поскорее закончилось.

У меня не было сомнений в том, что случившееся является изнасилованием. Были колебания, было притворное отрицание, но по большому счету я не сомневалась. Я знала. Я бы очень хотела, чтобы это было не так, но я точно знала, что это оно. Я знала, потому что сказала «нет» — громко, несколько раз — а когда кто-то трахает тебя после того, как ты сказала «нет», это изнасилование по определению.

Но также я знала из-за того, как чувствовала себя после этого. Потому что это было так непохоже на другой секс. Потому что я провела большую часть времени, представляя, что я дерево за окном, говоря себе «скоро он закончит, и все это будет в прошлом», и потому что после этого сказала себе «я признаюсь себе в том, что здесь произошло, не раньше, чем буду в квартире, ключа от которой у него нет».

И теперь, когда я пережила изнасилование, у меня в голове не укладывается, как кто-то может посмотреть на ситуацию, описанную Dan Savage или мою, и задаться вопросом, является ли это изнасилованием. Если было сказано «нет», а секс все равно произошел, то это изнасилование — люди, это настолько очевидно, что сам факт существования подобного рода сомнений только показывает, что наше общество хочет сделать изнасилование допустимым при как можно более широком спектре обстоятельств.

Но также я знаю, что многие люди — и я сама в том числе, в то недостижимо далекое время «до» — действительно задаются вопросом, как и когда насилие и принуждение становятся частью изнасилования. Ведь кажется, что для того, чтобы изнасилование вообще стало возможным, какое-то принуждение необходимо — как еще может произойти секс без согласия одной из сторон? Конечно, это может быть и не прямое физическое насилие, а угроза его применения, что-то вроде «Я тебя изобью, если ты мне не подчинишься». Это тоже совершенно очевидное принуждение.

Но как насчет изнасилований, похожих на ее или мое, где не было ни угроз, ни побоев? Было ли в них принуждение?

Этот пост обращен к тем людям, которые сами не были изнасилованы и, возможно, к некоторым из тех, которые были, но до сих пор не в состоянии признать это. Я хочу объяснить, как случается изнасилование без насилия, и почему это все равно изнасилование и все равно принуждение.

Несколько лет назад я сдружилась с одним парнем со своей работы. Это был славный парень — тихий, застенчивый, любитель пошутить. Он устроил своего лучшего друга — они были друзьями с трех лет — к нам на работу. И его друг мне очень не понравился. Он постоянно отпускал гомофобские комментарии, рассказывал какие-то дикие истории о своих совершенно невероятных сексуальных подвигах с женщинами, и просто был приставучим и надоедливым.

В один прекрасный день Парень №1 сказал, что рассорился с Парнем №2. Он не хотел распространяться на эту тему, только сказал, что больше никогда — НИКОГДА — не заговорит с ним. Парень №1 был довольно стоек в своем решении не объяснять обстоятельств и на все вопросы отвечал лишь «Это не из-за девушки». Парень №2 ходил повсюду с очень мрачным видом, постоянно вздыхая, сопя и стеная о том, что его жизнь разрушена, как все х-во, как все тяжело, что он просто не в состоянии ни на чем сосредоточиться сегодня, а потому не могли бы мы поговорить с Парнем №1?

Я не стала расспрашивать у Парня №1, что же случилось, поскольку мне совершенно не хотелось вмешиваться в чужие разборки. Но однажды, много месяцев спустя, мы с ним вместе зависали и, хм, накурившись определенных веществ, впали в счастливое состояние эйфории, гармонии и единения. Он спросил меня «Хочешь узнать, что на самом деле произошло между мной и Парнем №2?» И он выглядел таким серьезным, что я постаралась протрезветь, сделала серьезное лицо и сказала «Конечно, если хочешь поделиться».

И Парень №1 рассказал мне, что однажды, когда родители Парня №2 куда-то уехали, он пришел к тому в гости. Там он напился вдрызг, вырубился а, когда пришел в себя, то обнаружил, что Парень №2 насиловал его. И он просто замер — отчасти из-за того, что был пьян, но по большей части из страха.

И знаете, Парень №1 — массивный парень. Очень мускулистый. Парень №2 просто маленький хлюпик по сравнению с ним. Даже будучи пьяным в говно, Парень №1 мог бы разорвать Парня №2 напополам. Он сам это признал. Он сказал, что знал, что мог это сделать, но был слишком напуган, чтобы сделать хоть что-нибудь. Он только надеялся, что Парень №2 остановится или что сам он опять отключится.

Парень №1 казался таким смущенным, рассказывая мне все это, и постоянно повторял, что он и сам прекрасно знает, что мог бы сделать или должен был сделать и что он не знает, почему не сделал ничего, но Парень №2 был его лучшим другом. Он знал его всю свою жизнь. Он и подумать не мог, что такое даже просто возможно, и если Парень №2 — его лучший друг — мог сделать с ним нечто столь ужасное, он понял, что просто совершенно не знает его. Он не знал, что за человек рядом с ним и, если он оказался способным на такое, кто его знает, на что он еще способен.

Меня эта история здорово зацепила — так как, по моему мнению, если убрать из уравнения женщину, это полностью проясняет все эти недопонимания относительно изнасилований. Мне не хочется говорить очевидные вещи, но половина наших проблем с пониманием, когда изнасилование действительно является изнасилованием, по большому счету, является отражением нашей проблемы с пониманием прав женщины и мужчины.

То есть отказ признать изнасилование изнасилованием на самом деле является отказом признать право отказать мужчине в чем-то, чего он хочет от не-мужчины. Изнасилование не столько гендерная проблема, сколько вопрос власти и привилегий; но поскольку власть и привилегии срослись с гендером в единое целое, иногда мы просто забываем об этом. Мне кажется, иногда можно получить более ясное понимание того, насколько ужасны изнасилования и насколько это действительно изнасилование, когда это происходит с кем-то, наделенным властью и привилегиями. С тем, с кем, по идее, этого не должно было произойти. С тем, с кем делать это не считается нормальным.

Однако по большей части эта история меня зацепила потому, что когда Парень №1 объяснил мне, почему он не сопротивлялся, я впервые поняла, почему некоторые женщины не сопротивляются. Он очень хорошо это сформулировал: когда кто-то, кого ты знаешь и кому доверяешь, делает нечто настолько ужасающе выходящее за границы нормального и ожидаемого поведения, этот человек становится незнакомцем, способным на все. И, что еще важнее, незнакомцем, уже показавшим что он готов на все. У Парня №1 не было оснований считать, что начни он отбиваться, Парень №2 не достал бы нож или пистолет или не сделал бы еще что-нибудь столь же неожиданное, отвратительное и ужасное, как изнасилование друга.

Вот почему насильнику вовсе не обязательно применять физическое насилие или ясно выразить намерение его применить. Когда кто-то показал себя способным грубо нарушить пределы безопасности другого человека, у его жертвы нет оснований ожидать, что для него вообще существуют границы допустимого. Если этот человек хочет секса от того, кто очень явно выразил свое нежелание, то этот человек, вероятнее всего, также может захотеть или, по крайней мере, будет способен причинить серьезные увечья, когда отсутствие согласия перейдет в физическое сопротивление.

До того, как это произошло со мной, мне представлялось, что у жертв изнасилования есть две возможности:

1. «Позволить» изнасиловать себя.

2. Сразиться с насильником и, возможно, отбиться.

На самом деле возможности три:

1. «Позволить» изнасиловать себя.

2. Сразиться с насильником и, возможно, отбиться.

3. Попытаться отбиться от насильника и вызвать обострение относительно физически безболезненного события, которое, скорее всего, продлится не более десяти минут, до чего-то гораздо более продолжительного и сопровождающегося болью, разрывами, обильным кровотечением и, возможно, даже смертью.

Насильнику и не нужно применять физическое насилие. Настаивать на сексе, получив отказ, уже показывает, насколько мало насильника интересует ваше согласие на сношение. Как далеко зайдет это наплевательское отношение? Может быть, это насильник, который получит удовольствие от секса, даже если его жертва совершенно очевидно испытывает боль? Может быть, он получит удовольствие, причиняя боль? А может быть, это насильник, который, не задумываясь, затем убьет свою жертву?

Жертва не имеет об этом ни малейшего понятия, будь насильник незнакомцем, знакомым, другом, членом семьи, бойфрендом или мужем. Потому что если бы жертва могла, взглянув на человека, определить, способен ли он на изнасилование, она бы вообще и близко не подошла к нему. Жертва не знает, что этот человек насильник до тех пор, пока не начнется само изнасилование. И когда она узнает об этом, она не имеет ни малейшего понятия о том, на что он еще способен. Ему не нужно угрожать дальнейшим физическим насилием. Изнасилование — достаточная угроза.

[…] Я знаю, что приняла в тот день очень рациональное и логически обоснованное решение не сопротивляться, когда он насиловал меня. И хотя я думала это не для того, чтобы обвинить саму себя, во время изнасилования я сказала себе: «Это изнасилование только потому, что я сказала нет. Если бы я сказала да, абсолютно то же самое не было бы изнасилованием». И еще я подумала, «Если слово «нет» делает это изнасилованием, то сопротивление сделает это изнасилованием с травмами». Единственным, что я могла контролировать на тот момент, было то, закончится ли мое изнасилование физическими увечьями для меня. И да, если бы я довела дело до этого, может быть, я смогла бы обратиться в полицию. Может быть, наши общие друзья поверили или посочувствовали бы мне, и мне не пришлось бы терпеливо объяснять им, что изнасилование — это плохо, и что я не могу оставаться их подругой, если они будут друзьями моего насильника.

И вполне возможно, в долгосрочной перспективе все это перевесило бы любые физические травмы и психологические последствия от изнасилования с побоями. Но ты не думаешь о долгосрочной перспективе, когда что-то угрожает твоей жизни, твоему телу, твоей крови. Ты думаешь «Я не хочу быть избитой», а не «Я не хочу потом без конца объяснять друзьям, почему это все-таки изнасилование». Ты думаешь «Я хочу выбраться из этого живой», а не «Наверное, мне стоит начать кричать и драться, а то присяжные не поверят, что это было изнасилование». Ты думаешь «Если он способен на такое, я вообще не знаю, на что он еще способен».

И это то, почему я знала, что случившееся со мной было изнасилованием. И каждый раз, когда меня одолевали мысли «Может быть, это было что-то другое», я возвращалась в тот момент, когда вошла в режим выживания и единственное, о чем я думала, было как выбраться из этого без травм и как можно скорее. Никто не занимается сексом с такими мыслями. И никто не переживает насилие или угрозу насилия без подобных мыслей. «Дать этому произойти» — это не согласие. «Дать этому произойти» — это выбор между прыжком с третьего этажа и автомобильной аварией, в попытке определить, в которой из ситуаций у тебя больше шансов выжить.

---

Из комментариев:
CR: Харриет, я тут читаю ваш пост с челюстью на полу. Все, что вы говорите, совершенно правильно — абсолютно все. Человек, напавший на меня, был тем, кого я знала и кому доверяла, хоть я и не понимала, что на самом деле совсем не знаю его, пока не стало слишком поздно. Мне задавали вопрос, обращалась ли я в полицию, а мне даже в голову не пришло сделать это, поскольку мне казалось, что никто не поверит, что это было изнасилование, так как в тот вечер я пила. Срок давности давно прошел, так что этого теперь никогда не случится. Мне было нелегко убедить даже саму себя, так как у меня не осталось физических повреждений от изнасилований (это произошло дважды в ту ночь). Но я знаю по тому, как я чувствовала себя потом. Я знала это по тому, какой грязной я себя ощущала, как больно мне было, какой стыд я испытала после того, как это произошло.

Взгляды общества на изнасилование и сексуальное насилие настолько возмутительны, а желание замять эту неприятную тему и никогда не говорить о ней просто омерзительны, особенно учитывая ее пугающую распространенность. Изнасилование — это одна из форм насилия, с какой стороны на него ни посмотри. И если кто-то говорит «нет», это изнасилование. И считать, что это не так — самое настоящее проявление менталитета насильника [гиперссылка моя - void_hours].

Я часто думаю о своей двоюродной сестре, умершей в результате изнасилования. Я задаюсь вопросом, смогла ли бы она жить с тем, что с ней сделали, если бы выжила. Такое ощущение, что людям просто необходимо увидеть все своими глазами, чтобы поверить. Такое ощущение, что жертве никогда не поверят, если только она не имеет каких-то следов или повреждений для подтверждения того, через что ей довелось пройти. Возьмем, к примеру, изнасилование и смерть моей сестры. В результате изнасилования она получила травмы, повлекшие смерть, но газеты и новости все равно охарактеризовали совершенное с ней как «вышедший из-под контроля половой акт». Такое ощущение, что им было совершенно наплевать на нее и на то, через что ей пришлось пройти. Это так отвратительно.

Мы никогда не сможем избавиться от эпидемии изнасилований в этой стране, или, если уж на то пошло, и в любой другой, до тех пор, пока мы не изменим свой образ мыслей. Я обычно довольно оптимистичный человек, но мне кажется, что эти перемены никогда не наступят.

Ruth: […] Это так похоже на то, через что мне пришлось пройти… и хотя, вообще-то, в моем случае некоторое количество физического насилия все же присутствовало, мне тоже потом сказали, что это не было изнасилованием. Меня называли шлюхой, я потеряла всех своих друзей и заработала ужасный ПТСР. И вплоть до последнего времени я сама иногда сомневалась, была ли я изнасилована и, в конце концов, решила, что будет лучше всего просто забыть обо всем и притвориться, что это был секс по согласию. Но теперь, прочитав этот пост, НАКОНЕЦ-ТО, НАКОНЕЦ-ТО я чувствую подтверждение своим переживаниям.

Потому что я сказала «нет» так много раз. Потому что я была пьяна и ничего не могла поделать. Потому что я была напугана возможными последствиями сопротивления. Потому что, когда я перепугалась и попыталась столкнуть его с себя, он навалился на меня и зажал мне рот, и я поняла, что он вообще-то может убить меня, если я не успокоюсь и не подчинюсь. Потому, что все, что я могла сделать после этого — это сидеть в душе, выть и пытаться отмыться. Но мои «друзья» сказали, что я шлюха и что я сама напросилась. То же самое сказала мне круизная компания, когда я подала на них в суд… и проиграла.

Но теперь я чувствую, что у меня есть по крайней мере одна сестра, которая на моей стороне и которая, в отличие от других, скажет «Да, она была изнасилована, и это недопустимо».

An anonymous girl: Мне тоже сказали, что я шлюха — за то, что на мне была одежда, в которой я чувствовала себя привлекательной (и которая не была слишком откровенной).

За то, что пила в тот вечер.

За то, что послушала моего насильника, когда он сказал «женщине опасно одной возвращаться домой» и позволила ему проводить меня, так что он смог втолкнуть меня в мой дом и набросился на меня.

За то, что я не сопротивлялась (после рогипнола [рогипнол — препарат, обладающий снотворным действием и применяющийся в медицинской практике для введения в наркоз — void_hours], подброшенного мне в стакан, как я могла сделать это?).

За то, что после приняла душ — я чувствовала себя такой грязной и испуганной. В ту ночь я потеряла девственность и была вся перемазана собственной кровью.

И еще один комментарий, написанный не к этому посту, но, как мне кажется, прекрасно подходящий к этой теме. Отсюда:

Suzanne: Мне стыдно признаться, но даже будучи знакомой со многими жертвами изнасилований и феминисткой, перечитавшей огромное количество работ по проблеме изнасилований… Мне всегда было трудно понять, почему в некоторых случаях взрослый человек не оказывает ожесточенного физического сопротивления, не кричит, а «всего лишь» говорит «нет» и плачет. Я понимала, что это все равно изнасилование, но просто не могла представить себя на месте этого человека. У меня в голове почему-то всегда присутствовало какое-то сопротивление, эти полуоформленные мысли вроде «ну и насколько травматичным это может быть, если она даже не закричала и не сопротивлялась?» или «а может быть, он бы остановился, если бы она начала кричать и драться? Что, если он не такой уж ужасный человек…» или «В любом случае, я бы точно так себя не вела — я бы сделала все, чтобы отбиться. Хотя бы для того, чтобы потом предъявить на суде мои травмы!»

И теперь впервые я могу честно сказать, что понимаю. Когда я прочитала вашу историю, в глубине души я знала, что вела бы себя точно так же. Правда.

И это не имеет значения, что я занималась боевыми искусствами, владею навыками самообороны и повсюду ношу с собой газовый баллончик. ДЕЛО НЕ В ЭТОМ. Дело не в уверенности в себе! Дело в том, чтó ты думаешь об окружающих тебя людях и на что считаешь их способными. Дело в доверии и в вере, что тот, кто только что слушал тебя и обращался с тобой как с человеческим существом, через каких-нибудь пять минут не начнет насильно совать в тебя свои гениталии, не обращая внимания на протесты.

В каждой из этих ситуаций я была бы совершенно ошарашена. Я бы просто не успела разозлиться или даже подобрать слова для того, что происходит. Я была бы просто шокирована, испугана и удивлена до самой глубины своей души. Я бы не сопротивлялась, я бы пыталась объяснить ему все в надежде, что он все еще тот же человек, которым был всего пять минут назад. И когда бы я поняла, что это не он, я бы запаниковала. И я не знаю, во что бы эта паника вылилась — лежала бы я, парализованная от ужаса, или истерически кричала бы, или просто молча плакала. Я только знаю, что не смогла бы контролировать это.

Читая ваш рассказ, я вспомнила охватившее меня чувство острого страха во всем теле, когда однажды на дискотеке я попыталась оттолкнуть одного парня, но он только усилил хватку. Он был настолько сильнее меня!. Мне стоило понять еще тогда, что я не брошусь драться с противником, который намного сильнее только затем, чтобы «потом иметь возможность предъявить на суде травмы»! Даже если бы я хотела это сделать, страх, скорее всего, не позволил бы мне это. Потому что он нужен, чтобы спасать мою жизнь. И, вполне возможно, он еще сделает это. Если кто-то хочет изнасиловать меня, откуда мне знать, что он не захочет также нанести мне серьезные физические увечья, а то и еще что похуже?

Когда вы в последний раз слышали, как кто-то говорит о жертве изнасилования, которая была сильно избита или даже убита «ну, по крайней мере, она сопротивлялась — какая молодец!»? Но на суде — и, к сожалению, очень часто, когда она рассказывает своим друзьям — подобное нежелание рискнуть своим здоровьем вдруг становится странным, подозрительным. Мы этого просто не можем понять.

@темы: изнасилование, насилие